Кружились листья под мотивы сентября
Октябрьский ветер о себе напоминая
Включался в ритм и делал то не зря
Вступал в свои права... И это зная
Порывам резким задавая тон
Срывал листву, затрагивая ветки
И плакал где- то одиноко саксофон
А пешеход перебирал печально клетки
По переходу, поневоле, в парк спешил
В пальто ворсистом да и с дипломатом
А ветер листья всё кружил... Кружил... Кружил...
И только дворник на листву ругался матом
Метлой своею торопливо листья мёл
Неспешно башмаки переставляя
Саксофонист умело партии всё вёл
Деревья ветер до листочка оббирая
Стремился яростней с усилием поддать
И даже тучи своей силой подгоняя
Не сможет перехожим помешать
Здесь каждый путь свой медленно свершая
Спешил туда, где тихо и тепло
В уютный дом, в котором ожидают
Любовь где царствует и на душе светло
Там где слова родных, в надежде, окрыляют...
И только он не смел туда спешить
Прохожий тот, в пальто и с дипломатом
Он жил один... И некого любить
Устал... Не брит... С дешёвым ароматом
Да вобщем не блестал его парфюм
Да он и сам давно уже не в свете
Подавлен с виду... Одинок... Угрюм...
Он одинёхинек совсем на белом свете
Профессор. Очень умный... Но вдовец
Она ушла... И жизнь остановилась...
Дуэта нет... И ритма двух сердец...
Вся жизнь прошла... Как будто всё приснилось
И только ветер не давал ему скучать
Полы шатал... Стащить пытался шляпу
Хотел профессор в небеса кричать
Не мог снести все тяжести этапу
Не мог понять судьбы тяжёлый груз
Не мог принять, нести вот этот жребий
Ценил всегда он верности союз
А ветер становился всё свирепей
И наш скиталец на скамеечку присел
Там где- то песня, очень горькая, звучала
Так одиноко саксофон под ветер пел
И его сердце она сильно огорчала
Листва кружилась... Торопилась чтоб упасть
И жизнь его, как эти листья, догорала
Мысль приходила, руки чтоб накласть
Только душа чего- то светлого желала
Как будто гром раздался перезвон
И он на это обратил вниманье
И как бы прекратился его сон
Он, сквозь листву, увидел храма очертанье
Взял дипломат и к храму поспешил
Он никогда ему не предавал значенья
Зашёл туда... И Господу вручил
Всего себя... До самоотреченья....
Андрей Краснокутский,
Ротмистровка, Украина
Так будь же зеркалом у Бога
И освящаясь - отражай.
Иначе истины не трогай
Не разрушай, не искажай...
***********************
Лист бумаги на столе
Ручка полная чернил -
Это всё, что нужно мне
Да Господь чтоб посетил... e-mail автора:kravas@email.ua
Прочитано 2066 раз. Голосов 0. Средняя оценка: 0
Дорогие читатели! Не скупитесь на ваши отзывы,
замечания, рецензии, пожелания авторам. И не забудьте дать
оценку произведению, которое вы прочитали - это помогает авторам
совершенствовать свои творческие способности
2) Огненная любовь вечного несгорания. 2002г. - Сергей Дегтярь Это второе стихотворение, посвящённое Ирине Григорьевой. Оно является как бы продолжением первого стихотворения "Красавица и Чудовище", но уже даёт знать о себе как о серьёзном в намерении и чувствах авторе. Платоническая любовь начинала показывать и проявлять свои чувства и одновременно звала объект к взаимным целям в жизни и пути служения. Ей было 27-28 лет и меня удивляло, почему она до сих пор ни за кого не вышла замуж. Я думал о ней как о самом святом человеке, с которым хочу разделить свою судьбу, но, она не проявляла ко мне ни малейшей заинтересованности. Церковь была большая (приблизительно 400 чел.) и люди в основном не знали своих соприхожан. Знались только на домашних группах по районам и кварталам Луганска. Средоточием жизни была только церковь, в которой пастор играл самую важную роль в душе каждого члена общины. Я себя чувствовал чужим в церкви и не нужным. А если нужным, то только для того, чтобы сдавать десятины, посещать служения и домашние группы, покупать печенье и чай для совместных встреч. Основное внимание уделялось влиятельным бизнесменам и прославлению их деятельности; слово пастора должно было приниматься как от самого Господа Бога, спорить с которым не рекомендовалось. Тотальный контроль над сознанием, жизнь чужой волей и амбициями изматывали мою душу. Я искал своё предназначение и не видел его ни в чём. Единственное, что мне необходимо было - это добрые и взаимоискренние отношения человека с человеком, но таких людей, как правило было немного. Приходилось мне проявлять эти качества, что делало меня не совсем понятным для церковных отношений по уставу. Ирина в это время была лидером евангелизационного служения и простая человеческая простота ей видимо была противопоказана. Она носила титул важного служителя, поэтому, видимо, простые не церковные отношения её никогда не устраивали. Фальш, догматическая закостенелость, сухость и фанатичная религиозность были вполне оправданными "человеческими" качествами служителя, далёкого от своих церковных собратьев. Может я так воспринимал раньше, но, это отчуждало меня постепенно от желания служить так как проповедовали в церкви.
